Чайковский и Сальери

В официальном названии театра по-прежнему сохраняется слово «камерный», хотя интересы и устремления его основателя и бессменного худрука Юрия Александрова упорно не вписываются в эти рамки. Казалось бы, уже сам зал особняка барона фон Дервиза на Галерной провоцирует на соответствующий репертуар – оперы XVII и XVIII веков. Однако XVIII век начинается здесь лишь с последней своей трети (к XVII в этих стенах и вовсе не обращались), и за него отвечает почти исключительно Моцарт. Теперь к нему присовокупили старшего коллегу и, как долгое время считалось, отравителя. Присовокупили не только в репертуарной афише, но и в программе одного вечера: поскольку опера Сальери длится около часа, то первым отделением перед ней сделали концерт из сочинений Моцарта. Такое соседство, надо заметить, отнюдь не «убивает» Сальери – конечно, не столь гениального, как его соперник, но все же достаточно талантливого и мастеровитого. С Моцартом у него на самом деле много общего, за исключением искрометности и мелодической щедрости последнего. Мелодии Сальери не столь яркие и запоминающиеся, зато его музыка очень театральна и выразительна, и в этом смысле вполне способна конкурировать с моцартовской.

Наверное, логичнее было бы предпослать опере Сальери моцартовского же «Директора театра» с во многом схожим сюжетом – могла бы получиться любопытная дилогия о театральных нравах. Аллюзий и даже прямых указаний на эти самые нравы в спектакле предостаточно – впрочем, не столько в собственно действии, сколько в тексте. Для лучшего понимания, а заодно и усиления комического эффекта, режиссер решил устроить «смешение языков»: нет, не «французского с нижегородским», но итальянского с русским. На этом последнем персонажи не только изъясняются в разговорных диалогах, но то и дело переходят на него с языка оригинала. В спектакле немало забавных гэгов, но в общем и целом едва ли можно сказать, что режиссер так уж сильно напрягал свою фантазию. Действо получилось не особенно замысловатым, хотя и вполне добротным.

Темпераментно и с пониманием стиля провел премьеру молодой дирижер Хетаг Тедеев. Достойно показались и артисты труппы Елена Тихонова (Донна Элеонора), Светлана Арзуманова (Тонина), Антон Морозов (Маэстро), Дмитрий Уди (Поэт).

Все же для юбилейной премьеры – если согласиться с правомерностью использования слова юбилей применительно к числу 35 – получилось достаточно скромно.

Зато в «Черевички» Александров вложил не в пример больше фантазии, вместе с художником Вячеславом Окуневым сделав все, чтобы у зрителя даже и не возникало мыслей о неполной совместимости масштабов самой оперы и сценического пространства.

Вся Диканька прекрасно разместилась на крохотной сцене, периодически, впрочем, выплескиваясь в зрительный зал. Понятно, что в массовых сценах (к тому же заметно урезанных) участвовало в несколько раз меньше народу, чем на обычных оперных подмостках, но благодаря иным пространственным соотношениям эффект массовости все равно возникал.

«Черевички» – в соответствии с гоголевской «Ночью перед Рождеством» – ставились как раз к Рождеству, что во многом и определило сказочно-святочный характер спектакля. Спустя несколько месяцев режиссер едва ли взялся бы за этот сюжет, избегая какой-либо его политизации (а таковой неизбежно стало бы уже само обращение к украинским мотивам – в любом контексте).

Учитывая ограниченность сценического пространства, художник-постановщик Вячеслав Окунев сделал основную ставку на видео-арт (художники Георгий Савельев и Виктория Злотникова) и не прогадал. Виды зимнего Днепра и заснеженной предрождественской Диканьки, возникающие на суперзанавесе и на заднике, сообщают спектаклю особую поэтичность и одновременно создают для зрителя «эффект присутствия».

Александров с коллегами трактуют «Черевички» как старую добрую сказку, не гнушаясь в то же время и солоноватым гоголевским юмором, равно пронизывающим и сцены в Диканьке, и сцены при дворе Екатерины II. Следуя за Гоголем и Чайковским (а также либреттистом Я. Полонским), постановщики, однако, позволили себе вольность. Вакула здесь не просто намеревается утопиться, но и в самом деле это совершает. Получилось почти как в «Садко» Римского-Корсакова, где герой спускается в Подводное царство, или «Русалке» Даргомыжского, где героиня топится в том же самом Днепре, а затем становится его царицей. Вот и Вакула, на наших глазах опустившись на дно Днепра, чувствует себя там вполне уверенно. И именно на дне его и пытается охмурить Бес, в итоге превращающийся в покорного слугу и переносящий его в Петербург к царице.

Как практически всегда в этом театре, в «Черевичках» мы имеем отличный ансамбль. Сильное впечатление производит Евгения Кравченко – Оксана. Она и поет прекрасно, и образ создает многогранный, психологически достоверный, опираясь в этом более на Чайковского, нежели на Гоголя. Сергей Алещенко очень органичен в роли Вакулы, а его специфическая непропорциональная фигура в данном случае даже работает на образ деревенского увальня.

Достойные работы показали также Наталия Кочубей (Солоха), Иван Сапунов (Бес), Евгений Баев (Чуб) и другие.

Отлично продирижировал спектаклем Максим Вальков. Единственно, что, несмотря на значительно меньшее, нежели предписано партитурой Чайковского, количество музыкантов, ему не всегда удавалось сбалансировать звучание оркестра и солистов: в результате последним нередко приходилось форсировать звук, и это в столь маленьком зале. Видимо, стоило бы не только сокращать состав оркестра применительно к размерам ямы и реальной численности коллектива, но и сделать определенную ретушь, несколько приглушить звуковую динамику.

Зато на гастролях можно будет не слишком беспокоиться на сей счет. Например, в октябре на сцене московской «Геликон-оперы», где этот спектакль будет представлен в рамках фестиваля «Видеть музыку».

Автор фото - Марат Шахмаметьев